Год русского языка

Виктор Садовничий
Ректор МГУ им. М.В. Ломоносова

Одной из важнейших тем, связанных с развитием гуманитарного образования и всей русской культуры, является сохранение и развитие русского языка. Символично, что начало его изучения совпало с основанием Московского университета: в 1755 г. М.В. Ломоносов не только заложил основы российского высшего образования, но и издал первую грамматику русского языка. Русский язык и русская культура не могут быть разделены, и представителей образовательного сообщества не могут не волновать тревожные тенденции в этой области. Процесс распада страны, регионализация, многие непродуманные реформы последних лет создали крайне неблагоприятные условия для развития русской культуры и русского языка как в России, так и в мире. Нам необходимо всячески сохранять русский язык как средство общения. Русский язык нуждается в особой заботе и защите, поскольку находится сейчас в большой опасности, чего многие не понимают. Такие люди считают, что все хорошо: русский язык сейчас находится на почетном 4-м месте в мире по распространенности. На английском говорят 500 млн человек и еще более 1 млрд человек его знают, на китайском говорят более 1,5 млрд человек, на испанском – почти 350 млн. Русский является родным для 130 млн россиян, для 26,5 млн человек в странах СНГ и для 7 млн эмигрантов, то есть в сумме для 164 млн человек. Как иностранным или вторым языком им владеет еще около 114 млн человек. Вроде бы все не так плохо, но существуют прогностические оценки, показывающие обратное. Журнал «Ньюсвик» считает, что уже через 25 лет число знающих русский язык уменьшится вдвое. Утверждается, что уже сейчас русский не нужен почти половине тех, кто его знает. Русский язык покидает территорию СНГ, с ним небезуспешно конкурируют почти 29 языков наших национальных республик. По переписи населения 2002 года более 2,5 млн российских граждан не знали русский язык. Согласно прогнозам, число их будет увеличиваться, и через 10 лет могут появиться миллионы не говорящих порусски россиян. Уже сейчас порой поступающий в вуз школьник, учившийся, скажем, в последних классах школы в Лондоне, просит проэкзаменовать его на английском языке. Значительно сокращается сфера использования русского языка. Импорт повсюду – машины, технологии, сфера питания, область сервиса, журналы, кинофильмы. Уличная реклама заполнена щитами и надписями, лишь отдаленно напоминающими русский язык. В Интернете русский язык функционирует по особым законам и нормам, там приоритеты отдаются скоростному русскому языку, языку SMS-сообщений и электронной почты. Для того чтобы выжить в этом окружении, русскому языку нужна поддержка.

Роль государства в сохранении культуры
Мы должны понимать, что дело, строго говоря, не в самом русском языке. Страшнее другое – потеря культурных ценностей и ориентиров, забвение исторических традиций. Самый простой пример: на наших глазах из русского языка уходит отчество. Все чаще говорят и пишут даже в отношении пожилого человека не «Иван Степанович Смирнов», а просто «Иван Смирнов». Но ведь отчество – это не просто слово русского языка. Это веками складывавшаяся составная часть русской культуры. Как в таких условиях развивать и сохранять русский язык? Как вызвать к нему интерес? По моему мнению, это центральная проблема гуманитарного образования, которую нужно сообща решать и в школе, и в вузах. Новые возможности открывает указ Президента РФ об объявлении 2007 года годом русского языка. Задачи, которые нам нужно ставить перед собой, – сохранение русского языка как неразрывной части русской культуры. Особое внимание следует уделять литературно-художественному воспитанию молодежи и детей на великих образцах русской словесности. Гуманитарная сфера не только самая сложная в системе образования, но политически и мировоззренчески самая рискованная и самая ответственная, потому что имеет дело с духовным миром человека с момента его рождения и до последних дней его жизни. Коренным отличием гуманитарного образования от естественно-математического является его зависимость от политики государства. В своей Нобелевской лекции в 1978 г. академик Капица говорил: «Сейчас существует большое разнообразие государственных структур, которые признают за истину только то в общественных науках, что доказывает целесообразность этих структур. Естественно, что при таких условиях развитие общественных наук сильно стеснено». Властные структуры ждут и требуют от гуманитарных наук в любой их форме – теоретической или художественной – главного: подтверждения и обоснования своей значимости. Система образования – важнейший, ни с чем не сравнимый по своему значению канал для достижения этой цели. С моей точки зрения, это аксиома, лежащая в основе любых реформ гуманитарного образования, и такое сильное давление на гуманитарную науку не может не сказаться на методологической устойчивости гуманитарного знания. Мы видим это на примере исторической науки в бывших союзных республиках, где практически полностью переписана история этих стран и изменен на противоположный весь пантеон национальных героев. То же самое произошло в нашей экономической науке, которая активно взялась за внедрение в теорию и практику экономического образования опыта зарубежных стран, главным образом американских конструкций, пойдя по наиболее легкому пути прямого заимствования зарубежной экономической мысли и пытаясь оформить все это через российское законодательство. Не секрет, что любое общество всегда в основной своей массе с большой опаской относится к власти, ожидая от нее всяческих неприятностей, таких как сокращение программ социальной помощи, изменение правил призыва в армию, повышение налогов и т.д. Высшая школа в этом не исключение, однако пока нам удавалось находить компромиссные решения наиболее острых проблем. Сейчас высшая школа, в том числе классические университеты, все еще по старинке стараются дистанцироваться от власти, но я полагаю, что это неправильно: университеты должны существенно активизировать свое влияние на власть. Для этого я вижу, по крайней мере, два очевидных пути, оба из которых лежат в русле гуманитарного образования. Во-первых, это подготовка в университетах управленцев высшего звена. Во-вторых, это наше участие в экспертизе важнейших государственных решений. И для того, и для другого у высшей школы есть огромный потенциал и положительный опыт. Мы не должны повторять ошибок советского времени, когда власть регулярно игнорировала и существенно ограничивала влияние науки и высшей школы на жизнь общества. Важно, чтобы сегодня интересы науки и образования всегда были приоритетны для государства, и мне кажется, что пришло время для того, чтобы гуманитарные науки были отнесены к основным научным приоритетам наравне с теми дисциплинами, что уже получили такой статус в области естественных наук.

Инновации не терпят простоты
Однако мое предложение о подготовке в университетах управленцев высшей квалификации нуждается в одной оговорке. Я очень огорчаюсь, когда вижу в креслах управленцев людей, которые руководят объектом, не имея ни малейшего представления о сущности этого объекта. У нас во главе отраслевых структур – медицинской, химической, биологической, учебно-научной и др. – встали люди, чей опыт и знания ограничиваются банковскими операциями. Они вежливы, знают английский, курс валюты, котировки акций на фондовом рынке, но и только. Меня очень сильно настораживает, что в ходе реформы российского образования мы часто слышим настойчивые советы со стороны подобных чиновников, да и других людей, не имеющих ни малейшего познания в этом деле с точки зрения нас, профессионалов. Что заставляет обеспокоиться? Прежде всего – упрощенческий подход. Нельзя сводить все только к финансированию – это условие необходимое, но недостаточное. Сейчас много говорят про новые технологии, создают целый словарь с использованием слова «инновационный»: инновационные ресурсы, инновационный подход, инновационная программа, инновационные возможности, инновационные знания, инновационная стратегия. Но в этом словаре везде слово «инновация» выступает в качестве прилагательного, а хотелось бы, чтобы оно стало существительным. Приведу конкретный пример. Поставлена огромная задача: в ближайшие год-два подключить все школы к Интернету. Но ведь это только первый шаг. Задача будет решена тогда, когда все школы будут подключены к скоростному Интернету, который позволяет работать в режиме видеоконференций, а не только дает возможность просматривать печатные материалы и простые сюжеты. Например, в МГУ первым стал работать в режиме видеоконференций факультет Фундаментальной медицины, открыв такую линию связи с Хьюстоном. По опыту этого факультета скажу: здесь требуется самая новейшая аппаратура и соответствующие профессиональные кадры, которых у нас в стране не так много.

Проблемы ЕГЭ и не только
Конечно, капитализация, внедрение новых технологий приведет к серьезному повышению качества образования в стране, не только школьного, но и вузовского, но я не стал бы сильно преувеличивать значение данного фактора. Вот что сказал в телеинтервью во время визита в Москву Билл Гейтс: «То, как используют новые технологии в образовательных целях, совершенно неясно. Можно сказать, что эффективность учителя не сильно изменилась по сравнению с тем, что было сто лет назад». Следует учитывать, что сама система изменения качества обучения не сводится только к инструментальной составляющей. Поясню на одном примере: недавно прозвучала идея – отменить обязательный выпускной экзамен по математике. Причина – низкая успеваемость. Официально называются цифры: почти 20% выпускников школ в 2006 году не сдали ЕГЭ по математике. Но дает ли это основание для отмены экзамена? Газета «Нью-Йорк Таймс» сообщила на днях, что в штате Вашингтон экзамен по математике, определяющий готовность выпускника для поступления в вуз, сдали только 51% учащихся. Обратите внимание на то, что у них хуже с математикой, чем у нас, в 2,5 раза, однако бушевская администрация не только не помышляет об отмене экзамена по математике для школьников, но и наоборот, Белый дом создал комиссию, цель которой – радикально исправить ситуацию, разработать программу, которая простимулировала бы «учащихся самостоятельно искать пути решения математических задач, давать волю своему воображению, не заучивать готовые правила, а каждый раз осмысливать, что они делают». Я познакомился с письмом группы академиков Российской академии наук, выдающихся ученых (не только математиков, но и гуманитариев) в адрес руководства страны, в котором они просят не допустить предлагаемых необдуманных мер по отмене выпускного экзамена по математике. Надеюсь, они будут услышаны. Но есть инициативы и другого характера: ставить тройки вместо двоек, чтобы «не портить жизнь школьнику». Мол, «не знает школьник Закона всемирного тяготения или того, что Сталинградская битва была переломным событием в Великой Отечественной войне, и пусть не знает, это не главное в жизни». В связи с тем что по ЕГЭ каждый пятый школьник получил неудовлетворительную оценку по математике, возникает еще один закономерный вопрос: продуманы ли с точки зрения методологии так называемые КИМы – контрольно-измерительные материалы для оценки знаний школьника? Вспомним проводившуюся несколько лет назад проверку знаний наших школьников организацией ПИЗА, проверку, финансировавшуюся Европейским банком реконструкции и развития (ЕБРР). ПИЗА – это не итальянский город, а аббревиатура данной организации, но исследование было таким же кривым, как и прославленная башня в Пизе: ни одна из задач не допускала однозначного решения и нормально мыслящий школьник просто терялся. Еще одно опасение: мне кажется, что мы можем стать заложниками так называемого «улучшения показателей ЕГЭ». Примеры уже есть: школьники из некоторых национальных республик показывают в системе координат ЕГЭ наилучшие знания по русскому языку и получают баллы, превосходящие результаты школьников из центральных регионов России. Еще одна проблема – разделение школ на профильную и общую. Эта идея далеко не новая: достаточно вспомнить XIX век, когда в России были гимназии и реальные училища, а поступить в университеты можно было только из гимназий. В принципе идея профильных школ интересна, но мне кажется недостаточно продуманной установка на то, что к окончанию 8-го класса, то есть к 14 годам, школьник уже должен сознательно выбрать будущий профиль подготовки. А ведь именно на старшие классы приходится основное содержание всех естественно-математических курсов, а также и ряда гуманитарных предметов, причем это содержание принципиально влияет на выбор школьника. Не менее серьезной проблемой организации профильных школ служат кадры. В 90-е годы из школы ушло огромное количество учителей лучшей квалификации, причем этот процесс продолжается до настоящего дня. Откуда же взять необходимое количество учителей, которые могли бы вести профильные классы? Увы, выпускники педагогических вузов пока крайне неохотно идут в школы. Допустим, в крупных городах этот кадровый вопрос мы еще сможем решить. А как быть в малых городах и в сельской местности? Не получится ли, что профильными классами мы поставим заслон на пути получения высшего образования ребятам из сельской местности, в том числе талантливым, тянущимся к науке, и сделаем их уделом среднее профессиональное и среднее техническое образование?

Гуманитарное образование в перспективе
Гуманитарный сектор в отечественной системе образования имеет большой потенциал, нужно только рационально им распоряжаться. Сейчас в стране более 70 классических университетов. За последние 15-20 лет с ними произошли заметные изменения. В первую очередь они коснулись содержательной стороны: радикально расширен перечень гуманитарных программ, по которым ведется подготовка студентов. Если в советское время в классических университетах имелось 6-7 гуманитарных факультетов, то сейчас таковых около 90, начиная с традиционных филологических, экономических и до таких почти экзотических, как факультет Трансферной специальности или факультет Теологии и мировых культур. То же самое наблюдается в нашем естественно-математическом образовании, но в меньшем объеме. О чем это говорит? Я думаю, в первую очередь о вполне оправданном расширении, обусловленном продолжающейся дифференциацией наук при необходимости сохранять фундаментальную составляющую гуманитарных наук. О важности гуманитарного образования говорит и тот факт, что из 70 ректоров – 33 гуманитария. Это крупные специалисты, хорошо известные в высшей школе. Огромный потенциал гуманитарного сектора высшей школы надо ценить и хранить. В связи с этим позволю себе высказать некоторые опасения по поводу абсолютизации двухуровневой системы «бакалавр-магистр». Эта тема напрямую связана с востребованностью наших выпускников на рынке труда и крайне волнует образовательное сообщество. В январе текущего года в Нижнем Новгороде прошло выездное заседание Российского союза ректоров, в котором приняли участие представители РСПП, ТПП и других крупных объединений бизнеса, а также министр образования А. Фурсенко. Все участники совещания согласились, что в перечне видов образования и программ должен присутствовать полный спектр возможностей: бакалавр, магистр, дипломированный специалист. Надо обеспечить бакалавру возможность продолжать образование дальше, до получения степени магистра, или найти ему место на рынке труда. Общий вывод таков: следует сохранять паллиативность программ подготовки и, конечно, дать возможность вузам с учетом мнения работодателя предлагать те или иные траектории образования. Данная проблема волнует не только нас. Например, в Германии недавно вышла статья «Бульдозером по образованию», автор которой – известный профессор, проанализировав последствия, к которым приведет насаждение на эксклюзивной основе двухуровневой системы «бакалавриат-магистратура», заключил, что университеты не смогут сохранить небольшие профессиональные направления. Они вынуждены будут укрупнять их, чтобы выдержать систему зачетных единиц, соотношение «студент-преподаватель» и другие правила. Безусловно, при реформировании образования нужно оценить и обогатиться международным опытом в этой сфере, но в то же время следует сохранять то многообразие, которое мы имели: нашу самобытность, наш менталитет. Об этом следует помнить, и помнить твердо.